Очень трудно приходится, когда двадцатилетним телом управляет невполне по-взрослому мыслящаяя голова. В результате рассуждений последней, тело получило директиву быть в Новом Йорке на фестивале русского рока вместо того чтобы присутствовать в колледже и готовиться к экзаменам. Кстати о фестивале. Впервые услыхал я о нем от Михалыча – есть такой кадр, в косухе и с банданой на плече (почему на плече? – молчит), бывший москвич, ныне бруклинец. Он так соблазительно рассказывал о концерте Бутусова, имевшем место три месяца ранее, что я решил плюнуть на ZOOM’овский гитарный процессор и потратить накопленные доллары на поездку на НовоЙоркский фестиваль. С вопросами по размещению в главном американском муравейнике я, естественно, обратился к тому же Михалычу. И хотя тот радушно предложил мне переночевать у него, я все же решил остановиться в гостинице, так как путешествовал не один.
960 миль между Алабамой и НовымЙорком я преодолел без проблем… 960 миль… для бешеной собаки-то… По приезду позвонил Михалычу, и мы договорились о месте встречи. К счастью, оно было недалеко от моей резиденции, равно как и от концертного зала. Однако на следующий день путешествие через Манхэттен заняло гораздо больше времени, чем я ожидал, ибо при пересечении Широкого Переулка я был подхвачен и унесен бурным потоком антитеррористически настроенных демонстрантов (шел третий день бомбежки сербов). Так как мне в известной степени импонировали их транспоранты вроде: «НАТО = гестапо», «Остановите Американскую Аггрессию» и т.п., то я счел нужным выплыть на тротуар только после того, как мой голос достиг нужной кондиции – я был готов к концерту.
Михалыча я нашел там, где и договорились. Узнал я его (мы никогда до этого не виделись) по косухе и черной бандане через плечо. Причем я и не приметил бы его, если бы на бандане, белым по черному, не было выведено «Наутилус Помпилиус». Тут уж деваться было не было, тем более, что рядом с ним стояла очаровательная девушка, позднее представившаяся Машей. Втроем мы дошли до довольно изношенного здания концертного зала, песпочвенно объявленного «Лучшим в Новом Йорке» в рекламе фестиваля. На улице, перед входом, тусовались 4-5 парней из Косуховской группировки. Я мысленно и вслух поздравил себя и окружающих с ожидающими нас местами в первом стоячем ряду. Но до начала концерта оставалось полтора часа. Тогда же нас, кстати, и известили об отсутствии Алисы из-за идейных соображений Кинчева. Обидно. Я на 50% из-за Алисы поехал. …По мере прибывания русскоговорящих аборигенов мои надежды на близость к сцене таяли, как снег в Алабаме. И действительно, будучи в Десятке Самых Первых в очереди, бегая тоже на пятерку, по прибытию в зал я обнаружил довольно таки плотную стену тел облепивших заборчик перед сценой. Зачем заборчик? – непонятно. Кому придет в голову прыгать на сцену и обратно под Чижа?
По неискоренимой советской традиции, в зале мы простояли еще около часа, пока на сцене не появился первый человек, известивший нас о множестве технических проблем и замене Кинчева на местные гитары-в-руках-держащие коллективы,которые вывалились на сцену незамедлительно. По-моему, Interzone их звали… Играли техно с гитарой… Я пытался как-то подергаться, но этот шум никак не заводил, и потом от их громкости начала болеть голова. Отыграли 4 композиции и свалили. Но дальше – больше. Вышли еще несколько парней с сообщением, что они тоже будут компенсировать отсутствие Алисы. Зал ответил негодованием. Парни сказали что они – Conspiracy и начали терзать гитары и наши уши. Помучили – и тоже свалили. Зал грозно шумел. Что однако не остановило Игоря Ерастова, который объявил о выходе третьего местного коллектива. Вышедший коллектив попытался поднять наше настроение, кинув в нас какие-то светящиеся пластмассовые предметы. В ответ полетели банки, зажигалки и прочие мелкие предметы. Многие попали в цель (я попал в юного барабанщика футляром от фотопленки). Парни явно занервничали, но все же пробовали поиграть. Через 10 минут их сменил АукцЫон. Я тут же понял, что заборчик – это предусмотрительно, так как беснующиеся фанаты были татаро-монголам подобны в своем неистовом наступлении на сцену (я был отброшен из второго ряда глубоко в тыл). Наблюдая за действом из тыла я понял две вещи. Первое, это что АукцЫон являет собой что-то из ряда вон выходящее в русской эстраде. Нельзя сказать, что он не вписывался в рамки фестиваля, но к так называмому «русскому року» я бы его не отнес. Второе, я глубоко раскаивался, что не уделял этому коллективу достаточно внимания (я всего лишь слышал их «Жилец Вершин»), ибо к такому надо быть, конечно же, готовым. В целом же я получил огромное удовольствие и еще два дня после концерта я просил окружающих манхэттэновцев Остановить Самолет. Одновременно с уходом АукцЫона со сцены, его фанаты отступили с линии фронта, приятно удивив меня. Я пробрался к Михалычу, который доблестно сражался за Марию и место под сценой с буйными фанатами, и уже вместе мы отъезжали на Крематории. Григоряна я вживую видел тоже впервые. Зал был в экстазе. Попеременно дергались руки и головы и вспыхивали зажигалки. На Лепрозории Григоряна вообще слышно не было – все орали. А Григорян с едва заметной усмешечкой блестел на нас стеклами очков из под полей своей неизменной шляпы. Говорил он мало. В конце он заявил, что поскольку фестиваль имеет приставку «рок-», то он считает нужным почтить памятью важнейшую фигуру основателей «русского рока» – Майка Науменко. Я от такого поворота дел вообще ошалел, начал кричать «УРА!» и, вообще, вести себя как те фанаты АукцЫона. Мушаров спел «Дрянь». Я окончательно убедился, что в НЙ ехать стоило даже ради одного Крематория.
А потом на сцену скромно выше Чиграков. Покряхтел в темноте, втыкая гитарный шнур напрямую в усилок. Включили свет и они заиграли. Играли как всегда: очень профессионально, очень блюзово, очень красиво. Сыграли, естественно, про ту, что Не Вышла Замуж… про Любовь… Михалыч особенно тащился от Урал Байкер Блюза… Чиграков с простецким выражением лица сводил с ума публику, давясь пивом (первые ряды, хрипя, умирали от сухости в горле на четвертом часу концерта). Михалыч, тоже надрываясь, орал о том, что он хочет чая. Орал настолько громко, что Чиграков переспросил: «Чая хочешь?»… Зал поддержал Михалыча (неизвестно в каком смысле), но Чиграков, вместо того чтоб вынести в народ самовар или чайник, на худой случай, запел свою одноименную псевдо-русско-народную песню. Все, впрочем, остались довольны. Хотя я, крича еще громче Михалыча, что я «ХОЧУ ФАНТОМА!!!», не получил от Чигракова вразумительного ответа. Он, очевидно, боялся проблем на американской границе – в зале и так размахивали Югославским флагом.
На мой взгляд, Чиж в общем и целом уступал Крематорию: после мощного кремовского драйва, после его толстого гитарного звучания, его сырого мяса, Чиграков звучал довольно бедно. Ну и мы, с другой стороны, отдохнули…
А потом на сцену выкатились братья-колобки из Агаты. Они явно намеревались задать нам жару, но у меня не было ни сил, ни желания их слушать. Тем более, что на первой песне один из них выступал без гитары, а другой воткнул свою куда-то не туда, в результате чего шум создавал третий член этого коллектива. Народ вокруг меня, впрочем, бесновался сильнее, чем во время всех других групп вместе взятых. Я снова был вынесен в тыл, чему не сопротивлялся. Пару раз я даже пробовал посидеть на полу, так как сил стоять абсолютно не было. В перерыве между первой и второй песнями братаны сообразили, что без гитар на этом фестивале не обойтись и начали копаться в аппаратуре. Через 20 минут снова заиграли, вроде бы лучше, но мне уже было пофигу. Мы с Михалычем вышли на улицу, где моросил дождик, щелкнулись пару раз на память и разошлись с миром… Шел последний год первого тысячелетия от Рождества Христова…